Только высушив волосы, она сообразила, что надеть ей нечего. Она набрала магазин и заказала первый же комбинезон, появившейся на дисплее, а потом заказала большую бутылку чего-нибудь пряного. Ей хотелось побольше остроты в жизни после силкитского судна. Что ж, Пиндл предупреждал ее. Но если подумать, даже силкиты лучше, чем Френку или этот дубина Чейсарт.

Она заказала ярранского пива и задумалась, как Ланжеки перенес Пассовер. Заточив себя в силкитском корабле, она сражалась с томительным чувством возмущения гильдмастером и очень желала бы продолжить дружбу с ним. Одиночество — великий уравнитель, и заставляет с благодарностью вспоминать любое покровительство и доброту. Она получала то и другое от Ланжеки, и ей не в чем было его обвинять.

До чего ж вкусное пиво! Она подняла стакан, мысленно тоскуя о разлуке с Ланжеки. Она надеялась, что если к каждому Френку, которого она встретит в жизни, попадется хотя бы один Пиндл, уже можно жить спокойно.

В дверь постучали. Она завернулась в сухое полотенце, удивляясь, почему ее заказ принесли, а не послали по трубе. Она открыла задвижку, и дверь сама отворилась.

— Что вы здесь делаете? — Ланжеки шагнул в комнату, закрыл дверь и бросил сверток на постель.

— А что вы делаете на Шанкиле? — она потуже затянула полотенце на груди.

Он взял ее обеими руками за талию, глаза его блестели, но лицо было спокойно, рот тоже.

— Шанкил — главная стратегическая точка, с которой определяют штормовые волны.

— Значит, вы спасаетесь от штормов, — сказала она с огромным облегчением.

— Я хотел спасти вас от них, но вы вернулись слишком рано! — Он сделал гневный жест, словно хотел ударить ее.

— А почему бы и нет? Я закончила эту ужасную установку. Ну, как, штормы были такими скверными, как предполагались? Я ничего не слышала.

— Вам полагалось вернуться на комфортабельном пассажирском фрегате через неделю. — Он прищурился и испытующе посмотрел на нее. — Гильдия могла бы понести огромный убыток, — добавил он ворчливо, и она не поняла, относилось ли последнее к ней или к штормам.

— Я села на силкитский фрахтовщик.

— Знаю. — Его ноздри раздулись от отвращения.

— Я старалась отмыться. Это было ужасно. Почему мне никогда не говорили о силкитах? Впрочем, нет, сказали, но я не слушала, потому что не могла больше ни минуты оставаться на этом раскрашенном крейсере транди. Почему вы не предупредили меня хотя бы насчет них?

Ланжеки пожал плечами.

— Мы мало о них знаем. Но зато у вас по крайней мере не было предвзятого мнения или пристрастных воспоминаний о других изолированных системах, что могло нанести ущерб вашим действиям.

— Они, наверное, никогда больше не будут иметь дела с хрустальным певцом.

— Они будут иметь дело с Гильдией. — Ланжеки начал улыбаться: тело его расслабилось, глаза потеплели.

— Еще важнее, Ланжеки, — она пыталась отступить от него подальше и высказать свои обиды, — почему вы не сказали мне насчет шока от связи с кристаллом? Я пела королю-кристаллу и всем остальным, и они бросили меня на колени!

Он положил теплые руки на ее плечи и крепко прижал к себе, внимательно вглядываясь в ее лицо.

— Никто не может описать этот шок. Разные люди испытывают его по-своему. Предупредить — значит приглушить его.

— Ценю!

Он тихонько хихикнул над ее саркастическим замечанием и стал притягивать к себе, и в его объятиях она ощутила бóльшую ласку, нежели прежде.

— Некоторые вообще ничего и никогда не чувствуют.

— Мне их искренне жаль, — сказала она на этот раз совершенно серьезно.

— То, что ты соединяла группу кристаллов, которые сама вырезала, еще теснее связало тебя с черным кристаллом, Килашандра, — произнес он медленно, с какой-то скрытой болью, которую она уже однажды слышала в его голосе. Она прижалась к его сильному телу, поняв, как остро не хватало ей Ланжеки, даже когда мысленно проклинала его. — Гильдии нужны черные кристаллы.

— Именно потому ты лично занялся моей карьерой, Ланжеки? — она протянула руку к его губам и почувствовала, как они изогнулись от наслаждения.

— Моя профессиональная жизнь посвящена Гильдии, Килашандра. Никогда не забывай об этом. Моя личная жизнь — дело другое. Она целиком моя. — Его губы нежно целовали ее пальцы, пока он говорил.

— Я тебя люблю, Ланжеки. Люблю твой проклятый рот, — сказала она, радуясь, что она снова с ним.

Он взял ее руку и поцеловал в ладонь, и она мгновенно испытала знакомый холодок, пробежавший по всему телу.

— Ты постараешься сохранить это в памяти, Килашандра, на те десятилетия, что лежат перед нами? — еле слышно вымолвил он, еще крепче прижимая ее к себе.